Category: транспорт
Category was added automatically. Read all entries about "транспорт".
(no subject)
Бастрыкин поручил наградить женщину, вызвавшую полицию во время избиения мужчины дагестанцами в метро
- из газет -
Текст ( Collapse )
- из газет -
Текст ( Collapse )
Совпадение? Не думаю.
(no subject)
У меня две гордости: ни разу в жизни не брал взаймы – ни копейки, ни цента – и ни разу никуда не опаздывал. Всегда приходил заранее, почти всегда – первым. Ну и ещё третья – почти не стоял в очередях. Разве что в детстве – с чернильной надписью на руке – за мукой, кажется. В девяностом, кажется, надо было купить бутылку коньяка, в подарок. Продавалось это только на ул. Горького. Выстоял очередь, а кассирша потребовала пустую бутылку. Потом пожалела, правда, и говорит: А вы выпейте – я вам пустую засчитаю. Я почему-то обиделся, ушёл… Да, ещё в феврале 86-го стоял в самой длинной очереди на свете – даже длиннее, чем в Сан-Франциско у какого-то учреждения для безработных: в “Берёзку” рядом с домом Окуджавы, за видеомагнитофоном – там очередь была в сорок с лишним тысяч человек, а моя – 14347-ая. Это куда больше, чем годом ранее там же – 333-я была, но та - реальная. В восемьдесят шестом объявили, что в какой-то день чеки “сгорают”, и надо их потратить или на видео, или на телевизор, или не то и другое, у кого хватит. Меня за честные глаза и яркую куртку сразу выбрали “сотником”. Про них потом говорили, что они жулики, что подставные и т.д., но я таким точно не был. Практически никто из этих несчастных людей, часть из которых ночевала в сугробах, так ни черта и не купили – всё это была чистой воды липа и издевательство. Даже генералов там гнали взашей. Пускали только Героев и, кажется, кавалеров трёх орденов Славы, но этих не уверен…
Так о чём это я. Ах да, что в долг не брал. Банальщина, в зубах навязло, но как точно сказано: “Берёшь чужие – отдаёшь свои”, “Дашь взаймы – потеряешь друга”. Второе не всегда, правда. Если отдают. Из моих случаев почти все закончились благополучно. А в одном – дружба ещё крепче стала. А в другом, даже могла вырасти в нечто большее, но увы…
А что не опаздывал – это точно. Один раз опоздал, на шестнадцать секунд. И ещё один – на самолёт, но это слава богу. А больше никогда. Правда, в Брюсселе был случай, когда чуть не помер со страху. Но это надо пережить, а то ерундой кажется.
Не стану говорить почему, но, собираясь в обратный путь, решил – тем более, что это в пять утра было – пойти на вокзал пешком, спокойным шагом это минут тридцать пять. Днём ранее решил проделать этот путь заранее, чтобы время засечь и чётко знать дорогу. Прошёл через красивый парк, шлось весело, ещё и местный какой-то (один из немногих светлокожих в городе) попутчиком оказался. Словом, всё сделал, как надо. Как говаривал Ники, дошёл от кингстонского автовокзала до центра – и жив остался. Повезло.
А в пять утра вышел, чтобы повторить этот путь, шлось весело опять же, но только до ворот этого самого парка, которые были закрыты. Совсем закрыты, на замок.
Что было дальше – вспоминать неохота. Ночь-полночь, спросить не у кого, водители сразу по газам…
Потом полчаса ждал электричку. Не на той платформе.
Но на самолёт успел.
А просто, заранее надо.
...Приехели в Гатвик на час раньше. Написано: Гатвик.
- Что дальше-то, Дин? – спрашиваю. – Куда идти-то?
- Ты хоть раз летал, Ники?
- Ну… как тебе сказать…
- Я тоже. Ты лучше у полицейского спроси.
- Вот дерьмо.
Припарковали джип на парковке. Ни он, ни я не привыкли парковаться на парковках – только брать с них тачки привыкли. В этом Гатвике терминалов два, но это что мне, что Дину - пустой звук, так что какая нам парковка нужна, да хрен ее знает. Взяли мой чемодан из багажника. Увидели знак “НА ВЫЛЕТ”, поняли: мне туда.
Людей там море. Погоди-ка, давай в “Справку”, тихо-спокойно, без паники.
- Я это… на самолет, - говорю.
- Надо же.
- У вас тут это… вылетают? Один, – спрашиваю.
- Вылетают, - отвечает, - и не один. А вам сколько надо?
- Мне два: один - моего приятеля до дома подбросить, а другой – меня на Ямайку.
- На Ямайку вас? Так это далеко.
- Ну да? А я-то думал, сразу за Сассексом.
Она поглядела на меня, как на свежего дерьма кучку.
- Ну вы, приколисты, - говорит, - а ну спрашивайте, чего надо, не то сейчас разжую и выплюну.
- Это так вы, значит, вежливо разговариваете с клиентами, мисс?
- Какой же ты, солнце мое, клиент? Ты даже не турист. Как захочу, так с тобой и буду говорить, а ты и не заметишь ничего. Ты, наверняка, даже не знаешь, как жалобу подать.
Тут мы с Дином попадали со смеху. Ведь так оно и было.
- А что вы делаете, когда все вылетят? – спрашивает Дин. - Не хотите прокатиться по еродрому, а? А потом по пивку, идет?
Видела бы она его шрам.
- Может, лучше с моими детишками поиграете, - отвечает, - они как раз вам ровесники.
Она все мне показала-рассказала: и где билеты брать, и где у них таможня и прочее. И как на этот их хренов самолет садиться. Я поблагодарил ее, очень милая тетка. А она подмигнула. И титьки у нее что надо.
- С такой я б уж душеньку натешил о-го-го, - сказал Дин Лонгмор. – Вот только тебя она приложила, Ники, типа, за человека не считает, не надо было тебе к ней цепляться.
- И то.
Титьки, правда, классные, но им лет по тридцать пять, не меньше. Мы еще похихикали. Потом Дин повернулся и поехал домой.
А я полетел на эту Ямайку.
Так о чём это я. Ах да, что в долг не брал. Банальщина, в зубах навязло, но как точно сказано: “Берёшь чужие – отдаёшь свои”, “Дашь взаймы – потеряешь друга”. Второе не всегда, правда. Если отдают. Из моих случаев почти все закончились благополучно. А в одном – дружба ещё крепче стала. А в другом, даже могла вырасти в нечто большее, но увы…
А что не опаздывал – это точно. Один раз опоздал, на шестнадцать секунд. И ещё один – на самолёт, но это слава богу. А больше никогда. Правда, в Брюсселе был случай, когда чуть не помер со страху. Но это надо пережить, а то ерундой кажется.
Не стану говорить почему, но, собираясь в обратный путь, решил – тем более, что это в пять утра было – пойти на вокзал пешком, спокойным шагом это минут тридцать пять. Днём ранее решил проделать этот путь заранее, чтобы время засечь и чётко знать дорогу. Прошёл через красивый парк, шлось весело, ещё и местный какой-то (один из немногих светлокожих в городе) попутчиком оказался. Словом, всё сделал, как надо. Как говаривал Ники, дошёл от кингстонского автовокзала до центра – и жив остался. Повезло.
А в пять утра вышел, чтобы повторить этот путь, шлось весело опять же, но только до ворот этого самого парка, которые были закрыты. Совсем закрыты, на замок.
Что было дальше – вспоминать неохота. Ночь-полночь, спросить не у кого, водители сразу по газам…
Потом полчаса ждал электричку. Не на той платформе.
Но на самолёт успел.
А просто, заранее надо.
...Приехели в Гатвик на час раньше. Написано: Гатвик.
- Что дальше-то, Дин? – спрашиваю. – Куда идти-то?
- Ты хоть раз летал, Ники?
- Ну… как тебе сказать…
- Я тоже. Ты лучше у полицейского спроси.
- Вот дерьмо.
Припарковали джип на парковке. Ни он, ни я не привыкли парковаться на парковках – только брать с них тачки привыкли. В этом Гатвике терминалов два, но это что мне, что Дину - пустой звук, так что какая нам парковка нужна, да хрен ее знает. Взяли мой чемодан из багажника. Увидели знак “НА ВЫЛЕТ”, поняли: мне туда.
Людей там море. Погоди-ка, давай в “Справку”, тихо-спокойно, без паники.
- Я это… на самолет, - говорю.
- Надо же.
- У вас тут это… вылетают? Один, – спрашиваю.
- Вылетают, - отвечает, - и не один. А вам сколько надо?
- Мне два: один - моего приятеля до дома подбросить, а другой – меня на Ямайку.
- На Ямайку вас? Так это далеко.
- Ну да? А я-то думал, сразу за Сассексом.
Она поглядела на меня, как на свежего дерьма кучку.
- Ну вы, приколисты, - говорит, - а ну спрашивайте, чего надо, не то сейчас разжую и выплюну.
- Это так вы, значит, вежливо разговариваете с клиентами, мисс?
- Какой же ты, солнце мое, клиент? Ты даже не турист. Как захочу, так с тобой и буду говорить, а ты и не заметишь ничего. Ты, наверняка, даже не знаешь, как жалобу подать.
Тут мы с Дином попадали со смеху. Ведь так оно и было.
- А что вы делаете, когда все вылетят? – спрашивает Дин. - Не хотите прокатиться по еродрому, а? А потом по пивку, идет?
Видела бы она его шрам.
- Может, лучше с моими детишками поиграете, - отвечает, - они как раз вам ровесники.
Она все мне показала-рассказала: и где билеты брать, и где у них таможня и прочее. И как на этот их хренов самолет садиться. Я поблагодарил ее, очень милая тетка. А она подмигнула. И титьки у нее что надо.
- С такой я б уж душеньку натешил о-го-го, - сказал Дин Лонгмор. – Вот только тебя она приложила, Ники, типа, за человека не считает, не надо было тебе к ней цепляться.
- И то.
Титьки, правда, классные, но им лет по тридцать пять, не меньше. Мы еще похихикали. Потом Дин повернулся и поехал домой.
А я полетел на эту Ямайку.
(no subject)
В Кремлевке на Сивцев Вражке, на пухлых историях болезни вождей-геронтократов, стояли, среди прочих, два чернильных штампа - М/Ж и МЖ. С первым более или менее понятно – Папанов объяснил - а второй, как оказалось, означал “Молодая жена”.
Как раз она и спрашивает: а какая фраза, или две, запомнились тебе… ну, как самые яркие, сакраментальные, скажем, даже… выразившие генеральные чувства целого народа и отразившие его чаянья и глубинную сущность? Характер, в первую очередь.
Один пример запросто. Легко.
Мне лет девять. Мы сидим с ребятами на речке. Очень жарко. Появляются три деревенских мужика, скорее, механизаторы, нежели пьяницы, хотя отличия чисто внутренние и потому незаметные. Но это не важно.
Молча пришли, молча разделись, молча побарахтались в мелкой речке, молча вышли, молча оделись. И тут один говорит:
- Ну вот. А-то hooly.
Двое других промолчали. Значит, согласны.
А второму случаю сегодня аккурат пятнадцать стукнуло. Юбилей.
Встал я в тот день, как всегда, без десяти пять. Прошел на кухню, включил Си-эн-эн (через мою квартиру – другого объяснения не нахожу – какой-то луч проходил, и, в отличие от соседей, Си-эн-эн в “цифре”, как живая была). Потом поехал с первым поездом метро (5:32) на службу к 6.00. В вагоне все знакомые – алкаши, уборщицы и т.д. – обычно говорливые (communicative, порой даже blabby) молчат, как в рот воды набрали. Ни слова, ни звука, показалось даже, что остановки перестали объявлять.
У подъезда – БМП. На ней солдатики с автоматами спят. На общей вахте обычный мент, но рядом на стуле солдатик бритый, на коленях автомат, а на автомате голова – тоже спит. На нашем контроле – блондинка-милиционер, а рядом, на стуле, солдатик спит, головку бритую на автомат положил. А на стене репродуктор, и две сексотрудницы стоят подле него и тихо рыдают…
Через час закончил смену и поехал на дачу. В метро полно народу, но ни звука. Даже явно знакомые между собой молчат. На вокзале – тьма народу, и все молчат. В электричке битком, стою. Гробовое молчание в вагоне. Отъехали метров сто, остановились, прибежали какие-то люди, стали бомбу искать. Минут сорок пять искали, не нашли. Короче, времени уже девятый час, а живого голоса я со вчерашнего дня не слышал. И тут какую-то старушку-божий одуванчик прорвало (цитирую точно, потому как важно):
- Поделом Мишке-то… Эх, а ведь жаль – он тоже человек… В темницу бросили.
И еще полтора часа молчанки.
А потом иду через поле, встречаю соседа. “Сейчас радио слушал, - говорит, - в Москву прибыл какой-то генерал, привел войска. Лебедев, кажется, фамилия.
Ну, а дальше уже пошла, как выражался Зощенко, “негритянская негро-оперетта”.
Как раз она и спрашивает: а какая фраза, или две, запомнились тебе… ну, как самые яркие, сакраментальные, скажем, даже… выразившие генеральные чувства целого народа и отразившие его чаянья и глубинную сущность? Характер, в первую очередь.
Один пример запросто. Легко.
Мне лет девять. Мы сидим с ребятами на речке. Очень жарко. Появляются три деревенских мужика, скорее, механизаторы, нежели пьяницы, хотя отличия чисто внутренние и потому незаметные. Но это не важно.
Молча пришли, молча разделись, молча побарахтались в мелкой речке, молча вышли, молча оделись. И тут один говорит:
- Ну вот. А-то hooly.
Двое других промолчали. Значит, согласны.
А второму случаю сегодня аккурат пятнадцать стукнуло. Юбилей.
Встал я в тот день, как всегда, без десяти пять. Прошел на кухню, включил Си-эн-эн (через мою квартиру – другого объяснения не нахожу – какой-то луч проходил, и, в отличие от соседей, Си-эн-эн в “цифре”, как живая была). Потом поехал с первым поездом метро (5:32) на службу к 6.00. В вагоне все знакомые – алкаши, уборщицы и т.д. – обычно говорливые (communicative, порой даже blabby) молчат, как в рот воды набрали. Ни слова, ни звука, показалось даже, что остановки перестали объявлять.
У подъезда – БМП. На ней солдатики с автоматами спят. На общей вахте обычный мент, но рядом на стуле солдатик бритый, на коленях автомат, а на автомате голова – тоже спит. На нашем контроле – блондинка-милиционер, а рядом, на стуле, солдатик спит, головку бритую на автомат положил. А на стене репродуктор, и две сексотрудницы стоят подле него и тихо рыдают…
Через час закончил смену и поехал на дачу. В метро полно народу, но ни звука. Даже явно знакомые между собой молчат. На вокзале – тьма народу, и все молчат. В электричке битком, стою. Гробовое молчание в вагоне. Отъехали метров сто, остановились, прибежали какие-то люди, стали бомбу искать. Минут сорок пять искали, не нашли. Короче, времени уже девятый час, а живого голоса я со вчерашнего дня не слышал. И тут какую-то старушку-божий одуванчик прорвало (цитирую точно, потому как важно):
- Поделом Мишке-то… Эх, а ведь жаль – он тоже человек… В темницу бросили.
И еще полтора часа молчанки.
А потом иду через поле, встречаю соседа. “Сейчас радио слушал, - говорит, - в Москву прибыл какой-то генерал, привел войска. Лебедев, кажется, фамилия.
Ну, а дальше уже пошла, как выражался Зощенко, “негритянская негро-оперетта”.
(no subject)
...1 августа:
МАКИ – МОЧАЛКИ
УХИ – УШИ
ПУК – ЗВУК
2.08.2006
ТАША, АША, КАША
ТА – ПОЛОТЕНЦЕ
ЧАКА - ЧАШКА
РЫБКА
АКУ - МОЛОКО
ШИШИ – ДЖИНСЫ
АЦЦА – ЯЙЦА КУРИНЫЕ
УКА – ЛОЖКА
Когда не спит, ни одной минутки без нового слова. Вот оно - чуковское от Двух до Пяти, и хотя двух еще совсем даже нет, а всего без недели 20 месяцев... С двух до пяти у К. записал пятьсот с лишним entries, а как стукнуло пять - ни одного.
В пятистах с лишним entries КОТАУРУСа были совершенно изумительные перлы (pearls), а ВОКАМУСЬ неделю, как открылся, но из первого почему-то запомнилась попытка создать множественное число от слова “трамвай”. Для автобуса это было “атуф-атуфи”, для троллейбуса, соответственно, “татуф-татуфи”, а с трамваем – не получалось: тавай и таваи мало, чем отличалось. И тогда он мгновенно воткнул туда дополнительный флекс – тавай – тавайаи. Свобода творчества. Наваял, типа. Или, как он когда-то называл свой кружок - кружок живописи и воняния.
МАКИ – МОЧАЛКИ
УХИ – УШИ
ПУК – ЗВУК
2.08.2006
ТАША, АША, КАША
ТА – ПОЛОТЕНЦЕ
ЧАКА - ЧАШКА
РЫБКА
АКУ - МОЛОКО
ШИШИ – ДЖИНСЫ
АЦЦА – ЯЙЦА КУРИНЫЕ
УКА – ЛОЖКА
Когда не спит, ни одной минутки без нового слова. Вот оно - чуковское от Двух до Пяти, и хотя двух еще совсем даже нет, а всего без недели 20 месяцев... С двух до пяти у К. записал пятьсот с лишним entries, а как стукнуло пять - ни одного.
В пятистах с лишним entries КОТАУРУСа были совершенно изумительные перлы (pearls), а ВОКАМУСЬ неделю, как открылся, но из первого почему-то запомнилась попытка создать множественное число от слова “трамвай”. Для автобуса это было “атуф-атуфи”, для троллейбуса, соответственно, “татуф-татуфи”, а с трамваем – не получалось: тавай и таваи мало, чем отличалось. И тогда он мгновенно воткнул туда дополнительный флекс – тавай – тавайаи. Свобода творчества. Наваял, типа. Или, как он когда-то называл свой кружок - кружок живописи и воняния.
