НЕВНЯТНЫЙ ХРЕНЬ

Жена говорит, звонил её приятель, чуть не плачет.
Ему восемьдесят третий год – фронтовик, крупный – в прошлом и настоящем – инженер-гидротехник, неплохой поэт и вполне профессиональный переводчик стихов (первый спец по Брассансу) и прозы с немецкого, французского и английского.
А внуку его 17, в этом году поступил в МИФИ.
Словарь Шекспира, если не ошибаюсь, - тринадцать, кажется, с половиной тысяч. У Ф.Бэкона, вроде бы, тысяч девять с чем-то. Словарь современного англичанина – четыре с половиной. У мумбо-юмбо и Эллочки-людоедки – известное дело.
РБ говорит, Эллочка – экс-чемпионка – посрамлена. У внука – три слова, как в известной дурацкой песенке:
1. Бред.
2. Я не в теме.
3. Нормально.
В МИФИ историк-садист погнал фрешню в Третьяковку. Дед спросил внука, как ему.
- Я не в теме, - отвечает.
- А всё-таки? Ведь когда ты был маленький, мы с тобой ходили, и тебе нравилось.
- Бред.
У Муся слов пока много. Даже знает про лопаты “черенок”. Неизвестное или дурное по-прежнему “кака”. Есть две разных манеры чтения книг: медленная, с поименованием букв, и скорочтение – листает и приговаривает, постранично: “Написено… написено… написено”…

Очень дурно насмехаться над чужими физическими, пусть мелкими, но недостатками, грешно, но за давностью лет… уж ладно.
Был у нас один преподаватель, который нас ненавидел, а мы ему дружно отвечали взаимностью. Он дожил до глубокой старости и недавно помер, царство ему небесное. Он был довольно известный литературовед, главный спец по однорукому испанскому классику с нелёгкой судьбой, и заставлял нас читать этого классика главный труд в подлиннике. На каждом занятии пытал: Так, имярек, сколько страниц вы уже прочитали? Все загибали “от фени” трёхзначные цифры, и его дико бесило, когда называемая цифра была больше (а так бывало почти всегда) того, сколько на самом деле написал однорукий классик.
У него был тик. И не простой, а двойной: сперва он подмигивал, а после этого один раз резко мотал головой в сторону. Тот малый, что всегда садился напротив (бывший суворовец, а впоследствии министр справ заграничных), лихо брал под воображаемый козырёк. Мы, олухи, помирали со смеху. И только один пожилой студент не смеялся. Он запоминал детали, чтобы потом изложить всё это безобразие письменно. Чаще всего он повторял: “Я рубль дам, но пить не буду”. Тем более удивительно мне было спустя несколько лет услышать сообщение НРИ примерно такого содержания: Генеральный директор совместной компании “N” NN арестован и помещён во внутреннюю тюрьму на Лубянке. Он обвиняется в присвоении полутора, кажется, миллионов долларов… по тем временам приличные деньги. Хотя к его чести – if any – надо сказать, что это его бес в лице министерского начальства попутал…
И со мной у этого преподавателя весёлый эпизод случился – мне тогда грустно было, а другой малый, которому стало от этого так весело, что, как мне рассказывали, когда он умирал и хотел вспомнить все самые весёлые случаи, какие у него в жизни были, он припомнил именно этот… Короче, я хотел сдать зачёт по испанской литературе, и, подкатившись к старику – он тогда нам, сопливым, глубоким стариком казался – говорю ему вкрадчиво: Видите ли, Лев Абрамович… А он как затопал ногами на меня, как заорёт: Как вы смеете, негодяй! Если вы ищете со мной интимности, по крайней мере, называйте меня не Лев Абрамович, а Абрам Львович!... Чуть не затоптал. Вот это “если вы ищете со мной интимности” бедный Ж. перед смертью вспомнил и улыбнулся. Выходит, и я хоть что-то доброе для людей сделал. Пустяк, а приятно.

Нету пряников - есть плети:
Переводчику не льстят.
Попадёшь - и не заметят,
Промахнёшься - не простят.

Бангкок, конечно, словечко ещё то ещё… Если не по-тайски.

- А почему английский? – спросила жена.
- Сперва спроси – почему испанский? – отвечаю.
- А почему испанский?
Прямо, как у Хеллера – Why Hitler? И почему нет в продаже прованского масла? Да как всё в жизни – нипочему.
- Да всё потому же – нипочему. Кто сдал экзамены более-менее, тому разрешалось взять любой из пяти возможных. Испанский казался самым лёгким. А второй – английский, это там было автоматом.
Так что, оба случайно. В результате, ни тот, ни другой толком.
Где-то в классе пятом или шестом, а может, седьмом, появился у нас новый учитель английского. Учителя у нас вообще замечательные были. Один “Нос” чего стоил, знаменитый на всю Москву молодой математик. Он был, вероятно, гений, но кроме школы его никуда не брали – говорили, у него сестра была “репрессирована”, или что-то в этом роде. Он заставлял нас делать логарифмические линейки, и мы всё лето их делали. Главная беда была в том, что миллиметровка по краям морщилась… Потом, говорили, он повесился.
А английский я поначалу люто ненавидел. Первая училка была злобная, меня не любила, за что – сам не знаю… Короче, пришёл к нам этот Вениамин Б. (мы его сразу Беней прозвали) и в первый день дал на дом задание: взять из словаря какое-нибудь слово – любое - и на следующий урок приести. Я был начинающий хулиган, и без труда отыскал в Мюллере слово shebang. Принёс. Ну, а ты какое слово нам…? Самое удивительное, что я, несмотря на сопливый (по тем временам) возраст и дурь, почувствовал, что он был в чём-то прав, буквально вышвырнув меня вон из класса… Но в этот момент английский мне как раз и приглянулся. Правда, он – английский – мне в следующий момент едва не разонравился, когда Веня этот (мы его так называли) задал нам перевести с следующему уроку “Men of England…” Но когда попробовал… “Люди Англии… зачем? (или “Англичане! Почему…?”)… там было “покорились вы ярму” – это не я, конечно, дома был перевод… и на уроке хотел сказать “дерьму”, но, вспомнив свою сортирную тоску накануне, сдержался… Ну, и пошло-поехало. А потом… журналы – Тайм, Ньюзвик, скучный для пацана “Ю.С. ньюс”… У нас в школе учились дети американских дипломатов, нормальные ребята, а журналы они приносили, когда был сбор макулатуры, и нынешний посол где-то АР, младше мена на класс, эти журналы ещё на подходе к школе у них реквизировал и мне продавал… Там даже какое-то время училась дочка посла Л.Томпсона Джейн. Я с этой Джейн познакомился. Мне тогда было лет десять, ей, может, одиннадцать или около того. Я гулял один на “Кружке”, там как раз разрыли старинное кладбище, и вокруг валялись черепа и кости. Другие пацаны надевали черепа на палки и пугали домработниц и разных там ветхих клеопатр францевн, которые вели группы немецкого языка. Мы этих детей не уважали и называли "фрицами". Война была недавно, и немецкий казался чем-то не очень хорошим... Короче, Джейн эта вышла из Спасо-хауза – тогда это запросто было, хотя, наверное, ей было сказано не уходить далеко. И мы познакомились. Помню, она спросила: А у тебя есть сестра, может, брат? Есть, говорю по-английски, жутко напрягаясь. – А как зовут? – спрашивает. – Her name is Kite, - отвечаю. Она подивилась, ног виду не подала. Мало ли…

Ну вот. Такой вот бангкок получился. Не сеул совсем.

Оставлю опечатку - занятно.

Нету пряников – есть плети:
Переводчику – не льстят.
Промахнешься – так заметят,
Попадёшь – так хрен простят.

СБ

Сплю я идеально, но вчера С. спросил, нет ли чего про Турцию, и чисто сквозь сон какие-то вопросы возникали. Но так и увяли, не найдя на себя ответа. Так, обрывки какие-то, “обмылки”, как выражается Маша. Глупые школьные каламбуры – “кровь на щеке турка”, “он продаёт нас Турции”, песенки “от Стамбула до Константинополя”, “не нужен нам берег турецкий”, Харатьян, потом чудовищный бездарь Д. в роли какого-то Турецкого, почему-то Кемаль Ататюрк, испанское “cabezа de turco” (тут турок вообще козёл), английские извращенцы и хамы turks, совсем плохие фильмы, песня “Сold Turkey”… любопытный рассказ Гарина из “Джентльменов” (там жарко)… Да, еще очень аппетитная премьер у них была, потом её там в чём-то обвинили, а потом дочка с мужем на одной из её бывших вилл жили, и очень понравилось. И еще Али Агджа тоже турок. Назым Хикмет опять же. Да, и еще соседка по даче совершенно очаровательная, с турецким языком. Это к тому, что мужчины мечты только лелеют, а женщины делают явью. Как-то я видел в соседней деревне совершенно очаровательных ягнят, даже купить хотел, но куда потом девать? Поделился с ней впечатлением. А спустя пару лет она говорит: а помните, Вы ягнят таких милых приносили, и мы с ними играли… Women! И всё. Нет, не всё – в “моей” палате в Боткинской, доктор Павлов оклеил стены рекламными постерами турецких шмоточных фирм. Когда мне на одну ночь подложили поломанного немца, первое, что он спросил, было: Неужели тот самый Pavloff? Культурный, получается, немец был. Впервые приехал в Россию, а на следующее утро уже домой. Ночью, когда его принесли и положили, а принесли потому, что знали, что я немного по-английски, я его спросил, при каких обстоятельствах он поломал левую руку. My boat sank, - отвечает. Я представил себе – темно ведь в палате – что-то неподобие тонущего “Титаника” и завтрашние выпуски новостей, но потом выяснилось, что он хотел сказать “sailed”, а он, дескать, побежал догонять, споткнулся – гипс. И еще забавно было, когда жена принесла от сестры-хозяйки и положила на холодильник килограмма полтора стирального порошка на листке бумаги. Немец утром увидел и обмер – подумал, что это ему утренний пирамидон принесли, но, уважая чужие обычаи, обеспокоился только, а где же для этого ложка?

Да, так вот, Турция. Единственное – за неимением иного – с чем она у меня ассоциируется, это - Жириновский, а уж на него-то С. наверняка наплевать. Он вообще, может, не шибко в курсе, что это. А это такой высокоинтеллектуальный гриб, и не просто, как утверждает виртуальная школа Бакай, зеленая или белая плесень на старом хлебе или сыре, и даже не благородное дитя влаги и азота - подосиновик, а вполне человекообразная и весьма талантливая в двух ипостасях – актерской (тут ему есть равные) и коммерческой (а тут, по-моему, практически нет, особенно в области обеспечения экономической безопасности фирмы) – аблизьяна-гриб. И его политическому рождению Россия обязана именно Турции, где молодой переводчик попал – якобы за значок с изображением Пушкина, принятого властями за К.Маркса, - в местную крытку, через пару дней был извлечен оттуда не без помощи, а возможно, и через комбинацию, будущих вербовщиков, и пошло-поехало. А сколько бесплатной развлекаловки подарили таким образом российскому народу турецкие филуменисты, так они, кажется, называются…

Так что, счастливый путь, дружище. Полюбуйся Турцией и за меня тоже.

Теща просила, может, подбросите меня до больницы, но т.н. мужики сделали вид, что не слышат – драпанули на дальнюю рыбалку, только пятки сверкали. По здешнему вековому укладу, баба должна работать, ходить исключительно пешком, мыть-стирать-готовить, пока не сдохнет, а мужик – ведь он кормилец, добытчик, и хотя он ни хрена не добывает, а в шесть утра врубает поганый ящик и целый день валяется на диване (это не папаша, а сынок-паразит) – и слава богу, ибо не напивается каждый день, не употребляет по назначению растущую повсюду в изобилии коноплю, а имеет высшее образование, о чем свидетельствует стоящая на трюмо копия диплома.
Хотя, уехали, и хорошо – (здешний) мужик с возу – всем сразу легче. Тесть почему-то часто повторяет мне: Ну ты прям, как Кант. В его устах это наверняка комплимент, но мне иногда это звучит не как, что он меня не с этим суховатым Моней сравнивает, а с чем-то другим…
Один день остался. Послезавтра прикатит кусочек свободы и морального отдохновения.

Недавно по ТВ показывали бывший санаторий им. 17 партсъезда, кажется, там мировые лидеры лобио кушали. Там я когда-то понял, чем богатый отличается от бедного. Может, я ошибаюсь, но у богатого – в данном случае, сказочно богатого, вернее, богатой – в зрачках, отражаясь от глазного дна, - абсолютный покой. Кто-то – кажись, Казанова-спасатель, чего-то резковатое сказал наследнице “золота партии” ОП, а в ответ она на него так посмотрела… Этот взгляд описать невозможно – ни ненависти, ни презрения - тут что-то другое, чему не найти определения… У бедных глаза бегают; ББ – исключение, а РА только подтверждает правило. Да и у султана Брунейского, надо думать, спокойный взгляд.
Такой же вот взгляд был и у молодого ВБ, когда он пришел к нам сразу на второй курс. Языки его не интересовали, а на антресолях в съемной квартирке лежала толстенная колбаска долларов, перетянутая резинкой. За границу его не пускали, но все, кто во время учебы поехал за границу, сделали это по его авторитетнейшей рекомендации. Над ним посмеивались в открытую, а он, вероятно, хохотал над всеми нами в душе. И в душе тоже, наверняка. Он пытался приударить за Л., но получил от ворот поворот, и когда я как-то встретил его в метро, сказал, покачав очень красивой головой, венчавшей коротенькое, но плотное тельце: Эх, дурак ты, дурак.
Теперь он король. Может быть, это бред, но я почти уверен, что, используя свои неисчерпаемые финансовые ресурсы и фантастические связи – не думаю, что есть в мире что-либо подобное – он, вернее, его команда, блокирует любой негатив о нем даже в сети (лишь одно коротенькое, но яркое упоминание).

Мафия бессмертна, говорят. Но она и бессрочна. Сорок с лишним лет назад его внедрили в “престижный вуз”, а прицел – завоевание симпатичного государства. И удалось. Причем, эта программа, по всей видимости, была тщательно разработана и осуществлена. Нанятый той же “системой” академик даже обнаружил полтысячи общих слов. Ы среди них не было, зато… Молодой премьер этого государства, когда я изложил ему эту лингвистическую теорию, был смущен – а кто это такие, собственно? Хорошие они ребята, или как? А стоит ли с ними, как выражается мой тесть, родниться?

Стоило - не стоило, а пришлось.

Но богатые тоже плачут, или, по крайней мере, грустят. Ге-ни-ахль-ный экономист ВЖ, ставший в одночасье пасынком своей подружки ОП, вышедшей замуж за его отца-банкира, купил у другого ВЖ восемнадцатое место в партийном списке. А в Думу прошли семнадцать – рука не поднимается сказать – человек. Облом.

"Там, где незнанье - благодать,
Нелепо здраво рассуждать...

Томас Грей, "Ода Итонской школе"